Мы склонны верить рассказам, переданным из уст в уста, больше, чем официально предоставляемой информации. Удивительно, как врезаются в память и откликаются в душе истории очевидцев эпохальных событий. Современный человек уже не верит открытым источникам «сверху» в силу пониманимания «их» заинтересованности в пропаганде и сокрытии неудобных моментов истории. В подобных обстоятельствах остается полагаться только на частные рассказы и впечатления. Данная тема визуального исследования была выбрана вследствие стойкого интереса к частным историям людей, прошедших серьезные жизненные потрясения во время мировых катаклизмов. В данный момент эта тема вновь актуализируется. Как оставаться людьми, несмотря на голод и нищету? Как восстановиться и жить после увиденного и пережитого на войне? На эти и другие вопросы мы ищем ответа в биографиях людей XX века в надежде найти душеспасительные ориентиры для проживания современных нам событий. Военные конфликты, культурные явления, экономические потрясения — это лишь отправная точка для коренных перемен в обществе и в отдельно взятом индивиде. Исследователь холокоста, Александр Кобр, в послесловие к комиксу «Ирмина» Барбары Элин пишет: «История Ирмины подчеркивает, что ученым не следует забывать: люди воспринимают исторические потрясения прежде всего исходя из своего жизненного опыта, поэтому такие этапы личной жизни, как первая любовь, выбор профессии, рождение ребенка или переезд, порой более значимы с точки зрения их биографии, нежели важнейшие исторические события» [46].
Yelin B. Irmina. Bilbao: Astiberri Ediciones, 2019.
Пожалуй, стоит начать с антропологического поворота в изучении истории, благодаря которому интерес ученых сместился с истории великих людей и политических перипетий на повседневную жизнь обычных людей. К первой трети XX века историкам школы анналов удалось начать движение навстречу мифическим и непонятным людям прошлого, не окутанных дымкой цитат правителей государств и клириков на фоне грандиозных войн. Так сегодня мы можем приблизительно представлять, что было в головах у обычных людей предшествовавших эпох. «Историю пишут победители». А что же пишут их дети и внуки? Или что пишут побежденные? Авто/биографические истории фиксируют конкретное человеческое лицо в конкретный исторический момент времени. В его глазах отражен весь спектр эмоций, в котором едва ли возможно скрыть болезненную правду, что делает читателя одновременно и наблюдателем, и соучастником. Такие истории очеловечивают большие «объективные» события, заставляя читателя сопереживать, осмыслять и пропускать через себя опыт героя. Таким образом, идет активная обработка информации об опыте прошлых поколений, включающая механизм постпамяти [29].
Джипи. Одна история. СПб.: Бумкнига, 2018.
Тема репрезентации частной жизни на фоне глобальных исторических феноменов XX века рассматривается на примерах графических нарративов. Графический нарратив — форма, в которой соединяются вербальный и визуальный языки, создающие уникальное воздействие на читателя. Здесь едва ли уместны сухие факты из учебников и назидательная интонация. Это камерное пространство, которое приоткрывает читателю другой взгляд на «большую» историю. Комикс соединил в себе каноны двух способов сторителлинга: литературы и кино [15]. «Комикс живет по правилам драматургии, а потому все события в нем происходят здесь и сейчас» [15]. Именно этот механизм создает эффект соучастия и сопереживания, когда читатель проживает травму прошлого как участник или свидетель. В комиксе есть и черты кинематографа, ведь при описании частей комикса нередко используют кинематографическую терминологию: фрейм, раскадровка, сцена, сценарий и тд [27]. Поэтому комикс стал полноправным медиумом для осмысления и репрезентации исторического опыта в современной культуре. «То, что в итоге „Маус“ стал классикой произведений о холокосте, возможно, означает, что карикатурный и ирреальный комикс — это один из немногих адекватных способов рассказать о том, что не поддается никакой логике и пониманию»[8].
Шпигельман А. Маус. М.: Corpus, 2013.
Кроме того, такой медиум, как комикс отвечает потребности нашего времени в честности и искренности, которая стерлась и испарилась в массовой культуре донельзя. Еще в 1980-1990 х гг. поэт и художник Дмитрий Пригов совместно с философом Михаилом Эпштейном придумали термин «новая искренность», обозначающий критический разрыв «между бытийным пониманием вещей и их официальной идеологической интерпретацией» [9]. В общемировом понимании этот термин связывают с произведением писателя Дэвида Фостера «Бесконечная шутка», где термин означает тотальную усталость от нескончаемого цинизма постмодернизма и желание вернуться к истокам человечности в обсуждении экзистенциальных вопросов.
Давид Б. Священная болезнь. СПб.: Бумкнига, 2011.
В пользу графических нарративов как нового адекватного времени медиума говорит теоретик визуальной культуры Никас Мирзоев в книге «Как смотреть на мир». Там он разворачивает мысль о том, что визуальная культура сегодня превратилась в вид деятельности, который можно назвать визуальным мышлением. И несмотря на то, что большая часть населения Земли умеет читать, предпочтение отдается ярким запоминающимся образам в картинках. Информация становится все менее текстоцентричной, ведь XXI век — век высокого темпа жизни и больших объёмов информационных потоков [19]. Комиксы идеально вписываются в новую систему передачи информации, так как помогают современному человеку справляться с информационной перегрузкой.
Мойссенен Х. Перешеек. СПб.: Бумкнига, 2019. Круг Н. Родина. СПб.: Бумкнига, 2022.
Тема визуального исследования продиктована будущей ВКР, посвященной феномену, так называемого, «Русского Харбина» (1920е — 1935). Русская диаспора в китайском городе Харбин стала самой многочисленной из русскоговорящих сообществ в эмиграции начала XX века, однако действительно ли Харбин был русским? Визуальное исследование способствует лучшему пониманию наложения личной истории на исторические события и наоборот. Анализ избранных произведений поможет соблюсти баланс между архивной достоверностью и интимной искренностью, столь важной для художественных произведений. Цель данного исследования — выявить и проанализировать специфику комикса как уникального визуально-нарративного медиума для репрезентации личного опыта и передачи коллективной, культурной памяти о трагических событиях XX века. В задачи исследования входят: проанализировать репрезентацию личного свидетельства в противовес «большой истории», изучить, как нарративные техники комикса создают работу памяти. При изучении избранных произведений проводился анализ как сюжета, так и его графического отображения с точки зрения нарратологического, искусствоведческого, компоративного анализа с применением практик memory studies. Именно такой комплекс методов возможен для изучения исторических графических нарративов, где форма неотделима от содержания.
Саттуф Р. Араб будущего. Детство на Ближнем Востоке (1978-1984). СПб.: Бумкнига, 2019. Сатрапи М. Персеполис. СПб.: Бумкнига, 2013.
Произведения были отобраны и сгруппированы по разделам, соответствующим степени сопричастности к происходящему. В первую главу «„Я“ на фоне крушения миров» были включены произведения, где происходящее передано от первого лица. Для анализа сюда были включены следующие комиксы: «Персеполис» Маржан Сатрапи, «Священная болезнь» Давид Б., «Араб будущего» Риада Саттуфа. Вторая глава, «Коммуникативная память как наследуемая биография», включает в себя произведения, где автор сам не являлся свидетелем эпохи, но послужил проводником для освещения истории. Сюда были включены: «Маус» Арта Шпигельмана, «Родина» Норы Круг, «Сурвило» Ольги Лаврентьевой. В третьей главе исследования, «Портрет времени: собирательный образ эпохи сквозь призму постпамяти», анализу подвергаются произведения о людях, которые скорее являются собирательным образом человека эпохи, чем конкретными личностями. Не у каждого автора есть личная сопричастность к большим историческим событиям, но рассказать и нарисовать историю частной жизни, которая разворачивалась на фоне уникальных исторических явлений ему очень важно для переосмысления текущих событий и/или своей идентичности. В данном исследовании такими историями являются: «Ирмина» Барбары Елин, «Однастория» Джипи, «Перешеек» Ханнерейны Мойссенен, «Веймарские Сны» Алексея Трошина.
